Его песни звучали из окон каждого дома. И хотя Владимира Семеновича не показывали по телевидению, его популярность была фантастической. Он был искренним и честным перед своими слушателями. Жизнь на пределе — и в работе, и в любви. Настоящий «героем своего времени», его единственным оружием было слово. «Наверное, у каждого человека, знакомого с песенным творчеством Владимира Высоцкого, есть, так сказать, «свой собственный Высоцкий», — вспоминал поэт Роберт Рождественский. «Свой Высоцкий» есть и у нашего земляка, самодеятельного автора Вячеслава Зажигина. Предлагаем вашему вниманию его статью «Прерванный полёт»
ПРЕРВАННЫЙ ПОЛЁТ
О Владимире Высоцком
В 1979 году, ровно за год до своего ухода в иные миры, на концерте в Бухаре Владимир Семенович Высоцкий сказал:
«Настоящий поэт, так же, как любой другой художник, оживляет всё, к чему прикасается».
Таким он и был в своем песенном, поэтическом творчестве. Звери у него чувствуют и рассуждают, как люди, а неодушевленные предметы – оживают и веселятся, а чаще – страдают. Ведь любой предмет изначально создан для страдания.
Высоцкий, конечно, не единственный такой одухотворитель. Сошлемся на любого классного сказочника – на Андерсена, на Киплинга и на других. Но поэт, в отличие от сказочника, пишущего прозой, вынужден тратить гораздо меньше слов и фраз. И всё равно, погружение читателя, а более – слушателя в любую тему, в любой предмет, о чем бы ни пел Высоцкий, было полным и многогранным.
«И пишу я стихи про одежду на вате,-
И такие!.. Без лести я б вот что сказал:
Как-то раз мой покойный сосед по палате
Встал, подполз ко мне ночью и вслух зарыдал.
Я пишу обо всём – о животных, предметах,
И о людях хотел, втайне женщин любя,
Но в редакции так посмотрели на это,
Что – прости меня, муза – я бросил тебя».
(«Про меня говорят – я, конечно, не гений…» 1960 г.)
О людях он тоже, разумеется, писал. Да ещё так, что обитатели сталинских лагерей и просто отсидевшие на «зоне» уголовники спрашивали Высоцкого: не сидел ли и он раньше где-нибудь? Ветераны войны, слушая его песни, задавались вопросом: не сражался ли он в те годы сам под Оршей или Ельней?
Думающие, страдающие звери в стихах Высоцкого – это ведь тоже люди, со всей очевидностью. Ничего особо глубоко не скрыто.
И об стакан бутылкою звеня,
Которую извлёк из книжной полки,
Он выпалил: «Да это ж про меня!
Про нас про всех — какие, к чёрту, волки!»
(«Прошла пора вступлений и прелюдий…» 1971 г.)
Многих особенно привлекали его искрометные сатирические песни. Высоцкий высмеивал пороки общества – пьянство, разгильдяйство, социальное расслоение.
Считать по нашему, мы выпили немного.
Не вру, ей-богу. Скажи, Серега!
И если б водку гнать не из опилок,
То что б нам было с пяти бутылок?
Вторую пили близ прилавка в закуточке,
Но это были еще цветочки,
Потом в скверу, где детские грибочки,
Потом не помню — дошел до точки,
(«Милицейский протокол» 1976 г.)
И такое ещё:
Произошёл необъяснимый катаклизм:
Я шёл домой по тихой улице своей —
Глядь, мне навстречу нагло прёт капитализм,
Звериный лик свой скрыв под маской «Жигулей»!
Я по подземным переходам не пойду:
Визг тормозов мне — как романс о трёх рублях.
За то ль я гиб и мёр в семнадцатом году,
Чтоб частный собственник глумился в «Жигулях»!
(«Песня автозавистника» 1971 г.)
«Якаю» не от «ячества» — оправдывался Высоцкий. В своих стихах он забирался в души, в головы других людей и смотрел на их жизни изнутри.
Он был человек-магнит, он к себе притягивал, несмотря на сложности и недостатки собственного характера. Такой феномен называется сильной харизмой. С ним хотелось дружить.
Высоцкий писал о простых работягах и о космонавтах и ученых, как бы подталкивая людей посмеяться над самими собой. Вместе с тем, в его стихах часто человек идет на обычную работу, как на подвиг.
«О людях, которые едят, спят, просто отдыхают – мне писать неинтересно. Мой персонаж – это такой, у кого вот-вот что-то должно случиться, он на грани, за которой изменится вся его обыденная, привычная действительность», — говорил Владимир Семенович.
Песни про спорт – у него их тоже хватает. Высоцкий спорт любил, дружил с известными людьми из этого мира – например, с хоккеистом Валерием Харламовым. Да и вообще, спорт – это ведь зеркало жизни.
Ох, инсайд! Для него — что футбол, что балет.
И всегда он танцует по правому краю.
Справедливости в мире и на поле нет —
Почему я всегда только слева играю.
Вот инсайд гол забил, получив точный пас.
Я хочу, чтоб он встретил меня на дороге, —
Не могу: меня тренер поставил в запас,
А ему сходят с рук перебитые ноги.
(«Песня про правого инсайда» 1968 г.)
В наше недоброе время вся жизнь подошла к подобной же грани, за которой «вот-вот…». И такого поэта, артиста, человека, как Владимир Семенович Высоцкий, именно сейчас остро не хватает. Он не боялся писать и петь громко, на надрыве, правду, за которую могли сурово наказать, но которую должен был кто-то озвучивать, причем в доступной и популярной форме.
Вот кто-то, решив: «После нас — хоть потоп»,
Как в пропасть шагнул из окопа.
А я для того свой покинул окоп,
Чтоб не было вовсе потопа.
Кто сменит меня, кто в атаку пойдет?
Кто выйдет к заветному мосту?
И мне захотелось: пусть будет вон тот,
Одетый во всё не по росту.
(«Сыновья уходят в бой» 1969 г.)
В поэтическом творчестве Высоцкого ощутим оголенный нерв, остро реагирующий на всё, что его касается. Таким же неравнодушным был он, и должен быть любой поэт, в ком наличествует любовь к отдельным людям и ко всему человечеству.
А неравнодушные, принимающие всё близко к сердцу люди, к сожалению, чаще всего умирают молодыми. Высоцкий «горел» и в стихах, песнях, и в театре, и в кино. И «выгорел» полностью очень рано и неожиданно.
Хотя он-то, конечно, знал, предчувствовал свой ранний уход. Песни о смерти, о существовании в иных, как более тёмных, так и более светлых, чем наш, мирах, у Высоцкого не несут уныния. Даже в них иногда проскакивает шутка. Порой это вообще песни-сказки.
Куда ни втисну душу я, куда себя ни дену,
За мною пёс — Судьба моя, беспомощна, больна.
Я гнал её каменьями, но жмётся пёс к колену —
Глядит, глаза навыкате, и с языка — слюна.
Морока мне с нею —
Я оком тускнею,
Я ликом грустнею
И чревом урчу,
Нутром коченею,
А горлом немею,
И жить не умею,
И петь не хочу!
Должно быть, старею.
Пойти к палачу?
Пусть вздёрнет на рею,
А я заплачу.
(«Песня о Судьбе» 1976 г.)
Как поэт, да и как артист, Владимир Семенович ушел от нас на самом пике, близко к высшей точке развития своего таланта. Мурашки бегут, как представлю, что он мог бы ещё создать, проживши дополнительно лет десять или больше, в песнях, на сцене театра, на экране… Доживи он хоть до «лихих девяностых»…
Не дожил…
Смешно, не правда ли? Ну вот!
И вам смешно, и даже мне.
Конь на скаку и птица влёт —
По чьей вине, по чьей вине, по чьей вине?
(«Прерванный полёт» 1973 г.)
Оценили 0 человек